Толик нашелся. Толик, которого мы искали почти три месяца, вернулся. Но если в июле уходил на три дня своих законных выходных опрятный интеллигентного вида мужчина средних лет, то в октябре открыли дверь дурно пахнущему опухшему старику. Но все равно это был он, наш Толик… Которого объявляли в розыск. Которого искали везде. О котором так боялись услышать: “Придите на опознание трупа”. И радовались, когда звонили из полиции и сообщали, что среди неопознанных трупов пока нет того, кого мы ищем.
– Кто за него поручится? С условием, что, если запой, уйдете вдвоем. Есть желающие?
– Да не надо ничего… Я и сам теперь все понял. Больше не буду…
Но все же поручитель нашелся. А Толик после того, как отоспался, просто кинулся в домашнюю работу. Сначала, конечно, сожгли всю его одежду, отправили вымыться
…После того, как мы с ним расстались, он, жаждущий опохмелиться, бросился не на автобус в Давыдково, а в запой. А потом алкогольный цунами подхватил его, как щепку, где сотни, тысячи, миллионы таких “щепок”, и поволок в самую пучину. На дно, от которого он однажды все же сумел оттолкнуться и выплыть.
Жил в переходах метро. Люди бросали в стаканчик деньги. В плохой день еле-еле получалось на бутылку, в хороший – до полутора тысяч. Пропивалось все. Пил не один. Он, детдомовец, вырос коллективистом. Поэтому делился с теми, кому уже никто ничего не даст. Его друзей и ровесников почти не осталось. К 55 годам, на радость пенсионному фонду, почти все в могилах. В основном, в безвестных.
Только не надо слов типа “захотел бы – бросил!”. Чтобы захотеть, надо либо полностью потерять здоровье, либо все знать об этой усиленно насаждаемой чуме. А пока у него – ни то, ни другое. И с детства вдалбливаемое, что пить можно. Но надо это делать культурно. Это все равно, что культурно употреблять цианистый калий. Толик в этом не разбирается
Просто видел, что пьют все.
Между прочим, в 1914 году весь русский народ взбунтовался против уничтожения его водкой. Сам. Народ. Которого пить практически заставляли. Но тогда сработал инстинкт общенародного. самосохранения. Сейчас он, похоже, атрофировался.
