Возьмите мою маму!
Поздравлений с женским днём было много. Одно запомнилось особенно.
– Это Константин. Помните? Ну, насчёт того, чтобы принять мою маму… С праздником вас! Сил, выдержки, терпения и крепкого здоровья!
– Узнала-узнала. Ну, как, справки об отсутствии туберкулёза и других болезней, вроде ВИЧ, сифилиса и гепатита уже есть? Проверились? Постараемся место хотя бы на время найти…
Чтобы сыновья сдавали своих матерей в приют – с этим до того встречаться не приходилось. И вполне прогнозируемая реакция: осуждение, возмущение и готовность быстренько прочитать нотацию на тему “Что такое хорошо и что такое плохо”. Но не судите да не судимы будете.
Все не так просто. Мать нашла своего сына спустя 32 года после того, как отдала его в детский дом. Все эти годы они не виделись. Никто судьбой мальчишки не интересовался. Ни тем, как учится, ни тем, чем увлекается, ни тем, почему первый раз получил судимость… А он все время ждал, что “…мама меня непременно найдет”. Песню насчёт того, что она “…услышит и придет… , ведь так не должно быть на свете, чтоб были потеряны дети” не мог слышать. Долго ждал.
Дождался взрослым. Не очень удачливым человеком со своими большими и малыми ошибками, судимостями, разбитой семьёй, бедностью, жизнью в спорной комнатенке коммунальной квартиры.
…Она стояла на пороге. Как только нашла? Старая. Побитая жизнью. Потерявшая две московские квартиры, в которых мечтала построить счастливую жизнь:
– Сынок! Мне больше некуда идти…
И сынок носится с ней сейчас по врачам, собирает нехитрое барахлишко. 8 Марта решил провести с ней. А дальше…
Дальше он не знает, что будет с ним самим. Он верит, или уговаривает себя, что выкарабкается и – кто знает – может быть, заберёт к себе в свою непростую жизнь эту немолодую и совсем чужую женщину. А пока:
– Пожалуйста, хотя бы на время. Мы что-нибудь придумаем. Нельзя же человека вот так взять и бросить! Я всю эту неделю работаю. Не могу место потерять. Если возьмёте, буду помогать. Чем смогу…
Договорились встретиться на днях и подумать, как лучше поступить.
Сама себе говорю:
– Думай, Таня, думай, как быть в такой ситуации. Как лучше, что предпринять…
А, может быть, и вы, мои дорогие друзья, что-то посоветуете.
Спасибо тем, кто помогает. Советом, вещами, деньгами, личным участием. Без вас было бы намного тяжелее.
Еду в Давыдково. Не одна. Рядом, через проход, женщина, которую провожал сын. До этого мы с ним были на связи почти месяц. Когда сказала, что должны быть справки о состоянии здоровья, что у нее нет туберкулёза и прочих социальных болезней, сам сидел с ней в очередях, сам водил на флюорографию. Только раз пожаловался:
– Так-то все хорошо. Но ходит медленно. Как пингвинчик. Но мы все сделаем, как вы сказали. И подождем, когда место освободится.
Место не освободилось. Но мы решили ещё потесниться и взять женщину. Не на улице же оставаться человеку.
Нет, скажите мне, что это за фокус? Одна мать пылинки с сына сдувает, а тот, когда вырастет, плюет на родительницу с высокой колокольни. Другая, чуть ли не сразу после родов сдает дитя государству. Потом находит его. И сынок, у которого у самого, как говорится, ни кола ни двора, и забот полон рот, носится с “кукушкой”, как с писаной торбой.
Пока едем, выяснила, что жизнь у дамы была бурная. Родительских прав была лишена. Алкоголь и все такое. Сейчас тихая, трезвая и ласково-улыбчивая бабуля.
… Сын отдает мне (на всякий случай!) ее банковскую карточку, чтобы не потерялась. говорит, что пин-код она знает, что там есть почти тысяча рублей , вдруг захочет что-то купить, чтобы мы не волновались, он всегда на связи. Когда надо будет, приедет помогать. Что ей надо? Надо определиться, как быть дальше. Дом-интернат? Больница? Инвалидность? Вообще, какие перспективы?
Он наклоняется, чтобы, прощаясь, поцеловать мать. Она к нему тянется. Он:
– Смотри, как приедешь и устроишься, сразу мне позвони. А потом уже будем решать, как дальше.
… Мать и сын не виделись почти тридцать лет. Оказывается, в детском доме вырос ещё один ее сын. Тот, который постарше. О котором пока мы ничего не знаем. Она, кажется, тоже.
Вот такая незатейливая история.
Вот что бы вы на моём месте сделали? Не приняли бы? Читали нотации?
Что интересно: едем мы в переполненном автобусе. Она, как поставила рядом с собой на второе сиденье сумку, так и не взяла ее на колени, чтобы сел ещё один человек. То ли делает вид, что не замечает, каково тем, кто рядом, то ли действительно не видит. Так и жила.
Написали недавно о сыне и матери. О том, что он, взрослый человек, пристроил ее к нам в приют. Что она когда-то фактически отказалась от малыша, и что не виделись они тридцать лет. А когда встретились, – почти совсем чужие люди, да и ему – с его труднейшей судьбой – взять ее просто некуда…
После рассказа о том, как мы ехали в Давыдково, многие не удержались (я – тоже) и чего только не сказали о женщине… И правда: бросить детей, выбрав водку и веселую жизнь – какое этому есть оправдание?
И вот она, в 71 год оказалась одна. Ничего нет. Ни жилья, ни семьи, ни здоровья. Помнится, как сын, передавая ее, сказал, что и ходит она, “как пингвинчик”… Все так.
Бросим в нее камень?
Из вредных привычек у нее сейчас только курение. Пачка сигарет на три дня. Обещает, что постарается бросить вообще. Встаёт она раньше всех. И моет, убирает, готовит, чистит… А ещё ухаживает за слепым и еле передвигающимся стариком: ничего, мне не трудно!
Мы уже сделали ей страховой медицинский полис. Скоро отправим на прием к врачу. Хотели перевести в другой – более благоустроенный и с разными специалистами – хороший приют, но она попросила никуда не не выгонять. И что делать будет все, что скажем, но только оставьте…
У нас в приюте женщин немного. Три из них носят имя Наталья. Чтобы не путаться, договорились звать ее по отчеству: Васильевна. Так вот. Васильевна действительно похожа на пингвинчика. Маленькая, плотненькая. Ходит мелкими-мелкими шагами на прямых, почти не гнущихся ногах. Туда-сюда. И так весь день. Ее уже между собой за трудолюбие и готовность всем помочь называют Золушкой.
Такое впечатление, что всеми своими действиями будто просит у окружающих прощения за свою прошлую жизнь.
С сыном они созваниваются. Мы – сами не святые – о ее прошлом не вспоминаем. Просто знаем. Лучше бы такого не было.
Закон бумеранга
Как заманчиво видеть мир по принципу “хорошо”-“плохо”… Идёт дождь – плохо. Светит солнце – хорошо!
Пьет женщина, о детях забыла, которые в детдоме, – плохо. Сын нашел ее спустя тридцать лет и устроил в доступное сейчас жилье – хорошо.
А вот то, что прекратил ей звонить – это как? А она ждёт. Она набирает его номер – нет ответа…
Наша задача, когда поступил 71-летний “пингвинчик” (см.предыдущие публикации) была проста. Сначала дать приют. Без назиданий и обсуждений прошлого. Потом пробовать устроить в интернат. Начали. Пенсия у женщины – знали – есть. Хоть и невелика – всего-то восемь тысяч, но на мелкие расходы (проезд в Клин и обратно, на лекарство, на ортопедическую обувь и т.д.) должно хватить. Если экономить, конечно. Банковская карточка при ней.
И тут-то выяснилось, когда попыталась расплатиться, что денег нет. Совсем. Оказывается, сын, заранее оформив онлайн-банк по телефону, сразу снимает все, как только какая копейка поступит. Плохо? Да как сказать.
“Пингвинчик” вытирает слезы. А я не знаю, как успокаивать. Наконец, решаюсь:
– Конечно, что без спроса пользуется вашими деньгами, это не совсем хорошо. Но когда вы, по сути, бросили своих детей, не спросив их, это разве было лучше? А он просто рассудил, что хоть какая-то компенсация будет за эти тридцать лет… Конечно, не очень красиво. А что красиво было в его судьбе? Трубку сейчас не берет? Но вы-то тоже о нем нечасто вспоминали. Получается, что как аукнулось, так и откликнулось?
“Пингвинчик” заливается слезами:
– Да как же я себя за все ругаю!
Впору заплакать рядом с ней: сжавшейся в комочек, униженной, понявшей все о своей жизни тогда, когда уже поздно и ничего нельзя изменить.
Шмыганье носом, красные глаза, нервные руки…
Решено. Карточку блокируем. Получаем новую. Но… Но каждый месяц пишем смс одному и другому сыну с просьбой простить ее, хотя прощения этому нет и быть не может. Все, конечно, делает сама. И отправляет хотя бы по тысяче (а получится больше – ещё лучше) на телефон или карточку каждого.
Слезы “пингвинчика” высыхают. Похоже, что она сама рада такому решению. Решению, которое ничего, по сути, не меняет. Потому что слишком поздно. Но хоть что-то. И сын, которого она и не воспитывала, вовсе не вор, умыкнувший последнюю копейку. И она – ну, не последняя же негодяйка, забывшая детей…
Описать свои чувства не могу. Слишком сложно. Хотя история совсем простая…
